002
Прошу прощения за несвязное изложение, но, похоже, меня связали и похитили.Примерно десять дней прошло с начала летних каникул, сейчас двадцать девятое июля — хотя, чувствую, я был без сознания довольно долго, так что, возможно, даже тридцатое. А может, уже прошло тридцать первое, и сейчас наступил август. Я бы мог проверить дату и время, если бы посмотрел на часы на правой руке, но руки связаны за железным столбом у меня за спиной, так что это невозможно. С телефоном в кармане та же проблема. Ну, не то чтобы я не могу предположить время — за окном темнота, так что, думается мне, сейчас дело к ночи. Но «окно» это громко сказано: стекла нет и жутко сквозит. Даже для разгара лета больно открытое место. Ноги свободны, так что если постараюсь, то смогу встать, но смысла в этом мало, потому я сел на пол и расправил ноги.
«Я сейчас там, где жили Ошино с Шинобу, что ли?» — мимоходом подумалось мне.
Да, меня заперли в до боли знакомых развалинах этой частной вечерней школы. По всем четырём этажам разбросан мусор и хлам, здание на грани разрушения. Для постороннего все классы на всех этажах покажутся одинаковыми, но такой опытный, как я, заметит, что меня связали в крайнем левом классе из трёх на четвёртом этаже.
Хотя знание это ничем мне не помогает.
Естественно, сейчас Ошино здесь нет, да его вообще нет в этом городе, а Шинобу переселилась в мою тень. Может, чувствует сейчас ностальгию, а может, вовсе ничего не чувствует. Не знаю, как мыслят пятисотлетние вампиры.
Ладно, что делать-то?
Я чувствую пульсирующую боль в затылке (похоже, похититель ударил меня туда) и мысли текут до странного путано. Удивительно, но в подобных ситуациях люди не проявляют нетерпения. Спешка ничего не даст. Лучше разобраться, что сейчас происходит.
Я думал, что меня связали какой-то верёвкой, но мои запястья скреплены стальными наручниками. Будь они игрушечные, я бы смог разломать их силой, однако наручники не поддались ни на миллиметр. Я так скорее себе запястья разорву, чем наручники. Наручники не бывают настоящие или поддельные, но эти я бы без сомнений назвал настоящими.
— Тем не менее с силой вампира сбежать всё же удастся.
Куда там наручники, тогда можно и железный столб разломать.
А если бы всё же оторвало кисти рук, то они в мгновение ока срослись бы обратно, так что результат был бы тот же.
— Вампир, ага, — пробормотал я, снова окинув взглядом класс: ничего в досягаемости рук или ног нет.
Какая бы темнота ни была я все равно могу различить свою тень.
— …
История весенних каникул.
На меня напал вампир.
Прекрасный золотоволосый вампир выпил мою кровь.
Полностью.
До дна.
Осушил меня без остатка.
И я стал вампиром.
А эта вечерняя школа стала моей цитаделью, в которой я прятался от людей будучи вампиром.
Бытует мнение, что людей, ставших вампирами, спасают охотники на вампиров, христианские инквизиторы или вампиры, которые убивают своих собратьев, но меня спас проходящий мимо мужик — Ошино Мэмэ.
Хотя сам Ошино жуть как не любит слово «спасать».
Так я вновь стал человеком, а прекрасный златовласый вампир потеряла все свои силы и даже своего имени лишилась (вместо утраченного имени её назвали Ошино Шинобу), в итоге она заперлась в моей тени.
Как говорится, что посеешь, то пожнёшь.
И для Шинобу, и для меня.
Это справедливо.
Но я далеко заходить не хотел, поэтому сейчас я такой, а Шинобу такая. Понятия не имею, что Шинобу думает по этому поводу, однако, даже если ошибся, я уверен, что должен был так поступить.
Ну, в общем.
Развалины этой школы полны моих воспоминаний. Скорее воспоминаний о моих ошибках, но да неважно.
Проблема в том, что если раньше у меня и были силы вампира, то теперь осталась лишь малая толика тех способностей. Разорвать металлические наручники — лишь мечты. Будь я Люпеном Третьим, я бы вывернул запястья и снял наручники как перчатки, но, естественно, я всего лишь обычный старшеклассник и на такое не способен.
Кстати.
Если так говорить, недавно Цукихи тоже похищали — ну, похищением это называть преувеличение, но мне все равно было не до смеха. Одна вражеская банда (?) превосходила Карэн в боевой силе, но Цукихи разработала план, по которому они похищают мою младшую младшую сестру. «Реальность это вам не манга из Weekly Shounen Magazine!» — вставил я ещё перед тем, как начал волноваться, но Цукихи со своим диким настроем намеревалась быть похищенной, чтобы разбить и утихомирить вражескую банду изнутри (хех).
Ужасные Огненные сёстры.
Кстати, тогда они:
«Умоляю, не рассказывай маме и папе!»
Мои сёстры пали ниц в мольбе.
Я и без их просьб не очень-то собирался рассказывать родителям такую дурь, однако думаю то, что Карэн пала ниц вместе с сестрой это одновременно и хорошо, и плохо.
Девочки-подростки просто не падают ниц.
Такое только детям под стать.
— Но в моём случае всё падением ниц не окончилось бы… сами-то о своих недостатках забудут и начнут плакаться. Ладно, что делать-то?
Вообще.
На самом деле время у меня есть — наверное, стоит подумать о том, что случается в таких ситуациях.
Наверное, стоит понять, даже если не хочется.
Наверное, стоит определиться.
Наверное, стоит крикнуть.
— М-м…
Тогда.
В этот момент.
Словно кто-то специально подобрал время, когда я очнусь, в развалинах послышались шаги на лестнице. Со стороны двери показался свет — в здании электричества нет, так что фонарик, скорее всего. А затем этот свет направился прямо в класс, в котором сидел я.
Дверь открылась.
На мгновение глаза резануло от света, однако они тут же привыкли к нему.
И там.
Оказалась хорошо знакомая мне девушка.
— О, очнулся, Арараги-кун.
Сендзёгахара Хитаги.
Сендзёгахара Хитаги заговорила неизменным холодным безэмоциональным тоном и осветила меня фонариком.
— Это хорошо, я уже переживала, не умрёшь ли ты так.
— …
Дар речи потерял.
Я хотел бы сказать кучу всего, но ни одно из этого не сложилось в слова. Не откликнувшись на мою горькую улыбку, Сендзёгахара закрыла дверь и медленно зашагала ко мне.
Шаг твёрдый.
Поведение человека, который не сомневается в своих действиях.
— Ты в порядке? В затылке не болит? — поинтересовалась Сендзёгахара, отложив фонарик.
Я, конечно, рад такой заботе, но…
Однако.
— Сендзёгахара, — сказал я. — Сними наручники.
— Нет, — последовал немедленный ответ.
Ноль секунд на размышление.
Или…
Прежде чем крикнуть, я глубоко вдохнул, чтобы набрать воздуха в лёгкие.
А затем крикнул:
— Значит, это всё ты!
— Сильное заявление. Но где доказательства?
Такое часто говорят в финальных главах детективов.
Этими словами ты доказала свою вину.
— А кто ещё мог запереть меня в этих развалинах?! Из всех моих знакомых только у тебя могут быть наручники!
— Великолепно, Арараги-кун, любопытные вещи говоришь. Погоди немного, я запишу в блокнотик. Потом использую при написании следующей книги.
— Какая разница, что преступник писатель?! Сейчас же сними с меня наручники!
— Нет, — вновь повторила Сендзёгахара.
Под светом фонарика её лицо казалось ещё более безэмоциональным.
Жуть какая.
А затем она снова сказала «Нет».
— Да и не могу. Ключ я выбросила.
— Серьёзно?!
— И замазала шпаклёвкой замочную скважину, чтобы нельзя было вскрыть.
— Зачем?!
— И противоядие тоже выкинула.
— Ты меня ядом накачала?!
Жуткие речи.
Сендзёгахара наконец улыбнулась.
— Про противоядие ложь, — сказала она.
С другой стороны, это значит, что про ключ и шпаклёвку правда, я уныло опустил плечи. И как эти наручники теперь снять…
— Ну ладно хоть только про противоядие соврала…
— Ага. Не волнуйся, я его не выкидывала.
— Значит, правда отравила?!
Я дёрнулся было вперёд, но наручники скреплены за железным столбом, так что получилось не очень. Мелочь, но для такого, как я, это громадный стресс.
— Про яд тоже ложь, — проговорила Сендзёгахара. — Но если не угомонишься, Арараги-кун, то станет правдой.
— …
Жутко.
Реально жутко.
— Порхаю, как бабочка, и жалю, как бабочка.
— Бабочки не жалят!
— Ошиблась. Отлично, ты указал на мою ошибку. Это достижение всей твоей жизни.
— Оригинально ты ошибки признаёшь!
— Правильно пчела.
— У пчёл сильный яд…
Я сглотнул и снова взглянул на девушку передо мной — Сендзёгахара Хитаги.
Сендзёгахара Хитаги.
Одноклассница.
При взгляде на её аккуратное лицо, покажется, что она умна, и она на самом деле умна. Её оценки всегда в топе класса, также она известна своей ледяной красотой, к которой не приблизиться. А ещё человек, который действительно приблизится к ней, пройдёт через невероятные ужасы — однако это скрытая информация, доступная немногим.
«Даже у прекрасной розы есть шипы» это не про неё — Сендзёгахара сама по себе прекрасный шип.
Если подумать о различии между внешним и внутренним, то она очень похожа на мою младшую сестру, Арараги Цукихи, однако у Сендзёгахары нет никакой истерии, только холодная агрессия. Цукихи вспыльчива, но Сендзёгахара в постоянном ожидании войны. Короче, она будто охранная система, запрограммированная атаковать любого, кто приблизится на некоторое расстояние.
Например, тогда она зажала мою щеку степлером. Но тот загадочный инцидент разрешился без лишних проблем.
Ну, до мая месяца у такого её характера была разумная причина, сейчас всё разрешилось, но отменить программу, глубоко укоренившуюся в сознании, не так-то просто. — В последнее время ты была спокойной, с чего это вдруг похищение своего парня? Ты понимаешь, что это домашнее насилие?
Кстати, мы с Сендзёгахарой встречаемся.
Пара.
Возлюбленные.
Наверное, было бы удачно сказать, будто мы степлером связаны, но что-то звучит не очень. Да и степлеры скрепляют, а не связывают.
— Будь спокоен, — сказала Сендзёгахара.
Вообще меня не слушала.
— Будь спокоен. Я защищу тебя, Арараги-кун.
— …
Страшно.
Дико страшно.
— Ты не умрёшь. Я защищу тебя.
— Не ввязывай отсылку к Евангелиону, будто только придумала её. Кстати, Гахара-сан…
Гахара-сан.
Прозвище Сендзёгахары, которое я недавно придумал.
Ещё не закрепилось.
Чувствую, я один изо всех сил стараюсь его распространить.
— Я проголодался… да и в горле пересохло. У тебя поесть нет?
Ничего не поделаешь, придётся просить — всё-таки сейчас моя жизнь полностью зависит от Сендзёгахары. Если ей что-то не понравится, то кольнёт меня без всяких шуток. Не знаю, как в обычные дни, но сегодня Сендзёгахара наверняка вооружилась. Даже не представляю, какие у неё сейчас с собой канцелярские принадлежности…
— Хе, — ухмыльнулась Сендзёгахара.
Неприятно.
Глумится.
— Проголодался и пить хочешь… ты прямо животное. Только и делаешь, что ешь да спишь… омерзительно. Как насчёт пожить хоть немного продуктивней? Ох, прости. «Жить» это слишком большая просьба для тебя, Арараги-кун.
— …
Я сказал что-то, чем можно вызвать такой ответ?
Не говорил же?
— А вот в продуктивной смерти тебе нет равных, Арараги-кун. Есть поговорка «Тигр умирая оставляет шкуру», в этом плане вы с тигром похожи.
— На комплимент не похоже.
В конце концов опять животное.
Думает, что не понимаю?
Однако.
Судя по такому злословию, Сендзёгахара не рассержена и в настроении хорошем… Однако распознать истинные мысли Сендзёгахары в этом потоке яда могу только я, ну, ещё и Камбару с отцом Сендзёгахары. Остальным покажется, что у неё просто паршивый характер.
— Но ладно, проявлю немного сострадания. Я знала, что ты, Арараги-кун, лишь неразумное насекомое, так что заранее всё купила, — сказала мне, неразумному насекомому, Сендзёгахара и с гордостью продемонстрировала пакет из супермаркета.
Пакет полупрозрачный, так что содержимое просвечивает.
Бутылка с водой и онигири, вроде бы.
Ясно, тюремная еда, да?
А она продуманная… хотя эти её думы мне не нравятся.
— О, вот как… Тогда дай мне воды. Хочу попить.
Я просил о еде, чтобы освободиться, однако на самом деле проголодался да и пить хочется. Благодаря остаточному эффекту вампиризма я могу обходиться какое-то время без еды, но всё равно у этого есть свои границы. Не знаю, сколько я был без сознания, но человеку вода очень важна.
Сендзёгахара достала из пакета бутылку — это оказалась минералка — и сняла крышку. Я думал, что Сендзёгахара напоит меня, поскольку я обездвижен, однако только она поднесла горлышко бутылки к моим губам, как тут же вдруг убрала его.
Сколько у неё…
…гадостей осталось.
— Хочешь пить?
— Ну… типа да.
— Хм-м. Но попью я.
Начала пить.
Тут какой-то трюк? Сендзёгахара пьёт прямо из горла, но вульгарно не выглядит. Даже наоборот красиво.
— Ух. М-м, вкусно.
— …
— Что, хочешь? А кто сказал, что вода для тебя?
Из контекста следует, что ты специально купила воды, чтобы попить её передо мной, страдающим от жажды, это нормально?
Ну, она может.
— Хо-хо. Или ты думал, что я напою тебя из своего рта? Ох, Арараги-кун, какие непристойности.
— В такой ситуации только Камбару подумает об этом.
— Думаешь? Но когда у нас с тобой был французский поцелуй…
— Сейчас не до поцелуев! — крикнул я.
Нет, сомнительно, что нас кто-то слышит, но это не та тема, о которой мне бы хотелось болтать где попало.
Парни чувствительны.
— Ну ладно. Если скажешь «любой ценой хочу воды», то я дам тебе попить.
— Любой ценой хочу воды…
— Ха! Хоть капля гордости-то у тебя осталась? Так унижаешься ради простой воды… не лучше бы тебе просто умереть? Если бы мне пришлось говорить такое, я бы откусила себе язык и умерла.
Веселится во всю…
Давно я Сендзёгахару такой оживлённой не видел… похоже, в последнее время они принуждала себя быть спокойной…
— Хорошо. Уже не могу смотреть на тебя, ты слишком жалок, так что я из сострадания подам тебе воды. Будь благодарен, пьющая птичка.
— Пьющая птичка и не ругательство даже…
— Ухуху.
Сендзёгахара засмеялась ещё злее, а затем наклонила бутылку и налила воду на другую руку. Что она творит… ну, прекрасно догадываюсь, что этот ком злобы сделает дальше.
Сендзёгахара приложила свой палец, смоченный минералкой, к моим губам.
— Слизывай, — решительно сказала она. — Что такое? Ты ведь хочешь пить? Тогда вытяни язык и жадно облизывай, словно жираф.
— …
Жираф тоже не особо ругательство… но из её уст всё покажется оскорблением.
— Эй, Сендзёгахара…
— Что такое? Ты хочешь пить, Арараги-кун. А может, ты солгал? За ложь нужно наказывать…
— Я слижу, вылижу, позволь мне слизать!
Очень меня пугает это наказание.
Я, словно жираф (хотя понятия не имею, как это), вытянул язык и потянулся к пальцам Сендзёгахары.
— Ох, как отвратительно. Ты достиг дна. Люди такого не делают из-за обычной жажды. Наверняка ты просто извращенец, который любит облизывать женские пальцы, Арараги-кун.
Словесное насилие всё продолжается.
Сендзёгахара-сан полна энергии.
Ну да неважно, я облизал её пальцы и как-то утолил жажду.
Ну вот.
— Какая милая картина, я бы даже на заставку телефона поставила.
— Вот как… Превосходно. Тогда я хочу онигири.
— Хорошо. Редко я настолько щедра.
Ну да, не вытворять гадости с людьми это тоже щедрость.
— Что хочешь к онигири?
— Да что угодно.
— Какое равнодушие. Может, хлеба, Арараги-кун?
— Да ничего не надо… к тому же, как я вижу, ты не купила хлеба.
— Да. Только онигири.
— Я не буду просить то, чего нет.
— Если нет хлеба, ешь пирожные.
— Тирания!
Сейчас же вспыхнет революция.
Крестьяне поднимутся по всей Японии.
— Меня воспитывали с заботой, потому я не знаю этого мира.
— Думаю, проблема не в этом.
— Я ведь росла среди бабочек и пчёл.
— Цветов же?!
За нашим разговором Сендзёгахара размотала плёнку на онигири, а затем вдруг вставила мне его в рот.
— Мг! Гх!
Я подавился.
Даже дышать не могу.
— Ты совсем уже?! — не сдержался я.
— Я просто засмущалась сказать «а-а».
— Всё равно не надо было так резко пихать! Кх! В горле застряло… в-воды! Воды! Дай мне бутылку!
— Ох нет. Тогда же это будет непрямой поцелуй.
— Я вылизал твои пальцы, чего ещё смущаться!
Всё-таки Сендзёгахара дала мне попить.
Однако воду она так же грубо ливнула мне в глотку, что я чуть не захлебнулся. На земле чуть не утонул.
— О-ох. Всю еду разбросал. Ты плохой мальчик, Арараги-кун, — ровным холодным тоном проговорила Сендзёгахара.
Это уже почти переходит грань оскорблений.
Если в Японии отменят свободу слова, то первой в тюрьму упекут именно Сендзёгахару.
— Ладно, я тоже поем… сегодня времени не хватало, так что пришлось купить в супермаркете, но не беспокойся, Арараги-кун. Завтра я сделаю бенто.
— …
— Что? Не нравится моя готовка? Я буду тренироваться каждый день.
Нет, я недоволен тем, что это заточение, похоже, продлится надолго. Я подыграл ей, так как подумал, что это, наверное, какая-то игра, но целей Сендзёгахары не понимаю.
М-м?
А, точно.
Вот она цель.
«Будь спокоен».
«Я защищу тебя, Арараги-кун».
Защитит…
Думаю, она серьёзна.
Отказать ей я не в состоянии.
Скорее из категории слабости, а не доброты.
Из-за удара по затылку в голове всё как в тумане, но постепенно я начинаю вспоминать.
Защитить.
Смысл слов Сендзёгахары.
И обстоятельства, приведшие к такому исходу.
— Сендзёгахара, а ты неплоха — отключила меня с одного удара по затылку. Сестра говорила, что вырубить человека очень сложно.
— Я не говорила, что делала один удар.
— О, вот как?
— Ты никак не терял сознание, так что я ударила двадцать раз.
— Как я ещё жив-то остался!
Жуткая история.
Нет.
Кстати о жутких историях, я бы ещё кое-что хотел уточнить.
На самом деле не очень-то хочу.
Но уточнить надо.
— Кстати, Сендзёгахара, я, конечно, очень благодарен за то, что ты собираешься готовить для меня, но, если так выразиться, как мне в туалет ходить? — спросил я.
Неудобный вопрос.
Однако Сендзёгахара даже бровью не повела — показав идеальную подготовку, достала из пакета подгузник.
— Г-Гахара-сан? Нет же? Это же шутка? Как всегда, остроумно.
— Не волнуйся. Я буду менять тебе подгузники, — сказала Сендзёгахара.
Прямо, не изменив выражения лица.
— Ты не знал? Я люблю тебя, Арараги-кун. Я без колебаний обниму тебя, даже если ты весь изваляешься в помоях. И позабочусь обо всем твоём теле от дыхания до выделений, включая мозг.
Любовь тяжела!
Комментариев нет:
Отправить комментарий